Отправлено: 19.01.21 02:07. Заголовок: Сергей Шнуров на зло..
Сергей Шнуров на злобу дня:
Надоели выкрутасы энти. Туповат я, но учусь азам. Я к Навальному был, да, индифферентен, А теперь, пожалуй, точно за! Он чихвостил на руку нечистых, А таких тут, это... пруд пруди! Методы ж «товарищей чекистов» — Медичи завидуют, поди, Смерть повсюду в виде яда сея. И невольно тянется рука, После отравленья Алексея Перечислить деньги в ФБК.
Ах, какие были славные разборки! во дворе, под бабий визг и песий лай, будоража наши сонные задворки, дядя Миша перестраивал сарай.
Он по лесенке, по лесенке — все выше... А в глазах такая вера и порыв! С изумленьем обсуждали дядю Мишу зазаборные усадьбы и дворы.
— Перестрою! — он сказал. И перестроит. Дядя Миша не бросал на ветер слов. Слой за слоем отдирал он рубероид — что-то около семидести слоев...
Сверху вниз летели скобы, шпингалеты... (Как бы дядя Миша сам не рухнул вниз!) Снизу вверх летели разные советы... В общем, цвел махровым цветом плюрализм.
Во дворе у нас на полном на серьезе дядя Миша перестраивал сарай. Дядя Боря, разойдясь, пригнал бульдозер... Дед Егор ему как рявкнет: — Не замай!
Дело тонкое!.. К чему такие гонки? И не каждому такое по уму!.. Мы с дружком глушили водку чуть в сторонке, с интересом наблюдая — что к чему.
Вдруг стропила как пошли, просели... (ух, мать!) Неужели план работ не разъяснен? Дядя Миша, ты позволь... Мы эту рухлядь в четверть часа топорами разнесем!
Эй, ребята! Кто ловчей да с топорами, разомнемся? Пощекочем монолит? Дядя Миша говорит: — Не трожь фундамент! Он еще четыре века простоит.
Мы б снесли все до основ, как говорится... И построили бы сауну... сераль... На худой конец хотя бы психбольницу... Дядя Миша перестраивал сарай.
Мы с дружком сидим по-тихому, бухаем. В этом ихнем деле наше дело — край. Все равно сарай останется сараем, как он там ни перестраивай сарай.
1989
Игорь ИРТЕНЬЕВ
Ходил недолго в президентах Михал Сергеич Горбачев. Но был на разных континентах Любим при этом горячо.
Простые люди всей планеты — Я сам свидетелем тому — Дарили мелкие предметы На день рождения ему.
Он наихудшую систему Из существующих систем Разрушил, как тараном стену, До основанья, а затем
На радость порешил потомкам Построить мир, где все равны, Но тут придавлен был обломком Той самой рухнувшей стены.
А дальше баррикады, танки, Героев жуткое число... Три дня трясло нас в лихоманке, Но, слава Богу, пронесло.
А вскоре с гиканьем и плясом, Под троекратное «ура», Смещен был лысый седовласым По наущению двора.
Так и сошел со сцены Горби, Так и покинул пьедестал. Предметом всенародной скорби Его уход отнюдь не стал.
И все ж сказать ему спасибо, Хотя б подать ему пальто Вполне мы, думаю, могли бы. Да воспитание не то.
Отправлено: 30.04.21 19:21. Заголовок: (Сегодня я видел гос..
(Сегодня я видел гостя, читавшего эту тему! Надо здесь писать больше!)
Игорь Губерман
1
Три фрукта варятся в компоте, где плещет жизни кутерьма: судьба души, фортуна плоти и приключения ума.
2
За осенью — осень. Тоска и тревога. Ветра над опавшими листьями. Вся русская жизнь — ожиданье от Бога какой-то неясной амнистии.
Игорь Иртеньев
Я верю — поздно или рано Наступит он, желанный час, Когда повергнув власть тирана, Воспрянет креативный класс. Когда у гробового входа С табличкой «Enter» на стене, Нас примет радостно свобода И удивится: «Вы ко мне?»
Отправлено: 30.12.21 03:34. Заголовок: Над седой равниной м..
Над седой равниной моря ничего не происходит Между тучами и морем тоже как-то очень тихо Ничего нигде не реет, не кричит и не взмывает Ну и тучи, как ни странно, ничего не слышат тоже.
Сила гнева, пламя страсти и уверенность в победе — Всё куда-то подевалось, даже нету жажды бури. Чаек нет — никто не стонет и не мечется над морем, И на дно его свой ужас прятать некому по жизни.
А гагары... Где гагары? Говорят, что недоступны. И не слышен гром ударов, потому что грома нету. Глупый пингвин умудрился всё же спрятать где-то тело. И теперь его не видно. Жаль, а то оно смешное.
Всё спокойней и спокойней. Нету волн, редеют тучи Если так пойдет и дальше, скоро будет очень скучно. Слышно как летает муха где-то там за горизонтом Чу! Пропала. Видно мухе надоело и заснула.
Буревестник с криком... Где ты, чёрной молнии подобный? Не смеётся, не рыдает, не жалеет и не плачет. Ничего вообще не хочет этот глупый ворох перьев.
Синим пламенем сгорели все прекрасные порывы. Море ловит стрелы молний, только молний тоже нету. Скучно! Скоро станет скучно! Пусть сильнее станет скучно!.. Докатились, отлетались. Всем спасибо, все свободны.
Отправлено: 16.01.22 17:24. Заголовок: Джордж Тербервиль (1..
Джордж Тербервиль (1544?–1597?)
Происходил из старинного рода графства Дорсет. Учился в Оксфорде (но не получил степени), затем в одной из лондонских юридических школ. Переводил Овидия и Горация, подготовил для печати три поэтические книги. В 1568 году в составе английского посольства приехал в Россию и оттуда слал друзьям стихотворные послания, три из которых сохранились.
Неровный размер — не небрежность переводчика: Тербервиль использует старинную английскую форму двустишия на 12–14 слогов в строке — так называемый polter verse, «хромой стих». (Иногда его называют также poultry verse, «стих птичницы», объясняя такое название тем, что в старые времена яйца на базарах продавали дюжинами и птичницы порой баловали постоянных покупателей, докладывая им товар до 14 штук.) Этим размером писали только в XVI веке: к его концу размер вышел из употребления.
Раздражение в посланиях Тербервиля видно невооружённым глазом, и при данных обстоятельствах было бы удивительно, если бы его там не оказалось: посольству Томаса Рэндольфа пришлось испытать настоящие мытарства. Несколько месяцев они добирались из Архангельска до Москвы, преодолевая чинимые русскими властями задержки и препятствия, после чего ещё несколько месяцев провели в Москве под суровой, почти тюремной, охраной, не получая у царя желаемой аудиенции. Истинная причина столь строгой изоляции, по предположению русского историка Ю. В. Толстого, состояла в том, что Иван Грозный «не хотел, чтобы посол и посольские люди знали, что делается на Москве, где в это время происходили казни, свирепствовали опричники, лишался сана митрополит Филипп». В своих письмах Тербервиль также неоднократно намекает, что мог бы поведать нечто и похуже того, о чем он решается рассказать. Понятно, что опасения его оправданны: письма могли перехватить.
I. Моему особливому другу мистеру Эдварду Дарли
Мой друг! Едва начну перечислять, скорбя, Далёких лондонских друзей и, прежде всех, тебя, Так станет невтерпёж, так сделается жаль, Что брег я променял на бриг и радость на печаль. Беспечный человек, я бросил край родной, Чтоб землю руссов увидать, узнать народ иной. Народ сей груб весьма, живёт как бы впотьмах, Лишь Бахусу привержен он, усерден лишь в грехах. Пиянство тут закон, а кружка — старшина, И самой трезвой голове раз в день она нужна. Когда зовет на пир гостелюбивый русс, Он щедро уставляет стол питьём на всякий вкус. Напитков главных два, один зовется Kvas, Мужик без Кваса не живёт, так слышал я не раз. Приятно терпок он, хотя и не хмелён. Второй напиток — сладкий Myod, из мёда сотворён. Когда идет сосед соседа навестить, Он на закуску не глядит, лишь было бы что пить. Напившись допьяна, ведёт себя, как скот, Забыв, что дома у печи его супруга ждёт, Распущенный дикарь, он мерзости творит И тащит отрока в постель, отринув срам и стыд. Жена, чтоб отомстить, зовёт к себе дружка, И превращается в содом дом честный мужика. Не диво, что живут в невежестве таком, Божков из древа состругав теслом и топором. На Идолов кадят, а Бог у них забыт, Святой Никола на стене им больше говорит. Считается у них за грех и за порок, Коль нету в доме образов — покрашенных досок. Помимо тех досок, на стогнах тут и там Стоят дощатые кресты, и бьют челом крестам, И крестятся на них, и бьют челом опять: Такого пустосвятства, друг, нигде не отыскать. Тут ездят все верхом — и господин, и раб, И даже, что для нас чудно, немало дев и баб. В одёже яркий цвет предпочитают тут, Кто побогаче — в сапожки на каблуках обут. Все женщины — в серьгах, и в том тщеславье их, Чтобы украса их была украснее других. Осанкою важны, на лицах — строгой чин, Но склонны к плотскому греху, к распутству без причин. Средь них, кажись, никто и не почтёт за грех Чужое ложе осквернить для собственных утех. Зато презренный тот невежа и грубьян, Кто денег не даёт жене купить себе румян — Румян, белил, помад и дорогих мастей Для щёк немытых, для бровей, для губ и всех частей. И честная жена (коль можно честных жён Меж них сыскать) не отстаёт, хоть людям и смешон Извёстки на щеках чуть не в два пальца слой: Блудница грязь, не поскупясь, замазала сурьмой. Но те, что половчей, весьма изощрены, Хоть слой белил на коже их не меньшей толщины, Так намалеван он хитро, не напоказ, Что может обмануть легко и самый острый глаз. Дивился я не раз, какая блажь, Бог весть, Их нудит лица залеплять, живьём в духовку лезть, Когда и без того, хоть в будничные дни, Как в Пасху или под венец, разряжены они. Сдаётся, русский муж имеет свой барыш С их гордости: в таком плену с чужим не пошалишь! Здесь, Даней дорогой, кончаю я писать, Мужчин и женщин сей земли хотел я описать. О прочих же вещах (какие видел сам) Позднее расскажу тебе или другим друзьям, Дам честный я отчет про весь Российский край; Засим расстанемся, мой друг; будь счастлив — и прощай!
II. Спенсеру
Есть ложные друзья, у них простой закон: Как с глаз долой любезный друг, так и из сердца вон. Но я тебя любил неложно, всей душой, Досадой горькой было мне прощание с тобой. Не упрекай, мой друг, что я тебя забыл, Письмо докажет лучше слов, что я таков, как был. Я вспоминаю день, когда я уезжал, В последний миг, шагнув ко мне, ты крепко руку сжал И попросил одно: пиши, не забывай, Пришли мне весть, каким нашёл ты тот далекий край. Сей край зело велик, лесов дремучих тьма, Но сеять мало годных мест, земля скудна весьма. Все глина да песок да неудобья тут, Хотя и сеют тут зерно, да слишком рано жнут. И сушат хлеб в снопах, спеша, чтобы скорей, До наступленья первых стуж, убрать его с полей. Зимой тут холод лют, морозы таковы, Что всюду лёд, и не сыскать в лугах клочка травы. Тогда коров, овец и весь домашний скот Мужик к себе заводит в дом и пуще глаз блюдёт, И кормит, и хранит под крышей до весны, Когда ни клеть, ни тёплый кров им больше не нужны. Семь месяцев зима, и холод столь велик, Что только в мае на поля идёт пахать мужик. Кто умер той порой, богат иль беден он, В гробу из шкур до тёплых дней лежит непогребён. Причину же сего нетрудно объяснить: Земля зимою как скала, её не продолбить. Хотя по всей стране так много леса тут, Что будь ты нищим, а досок на гроб тебе найдут. Быть может, что тебе, дружище, невдомёк, Как может тело, не гния, лежать немалый срок. Поверь, что так и есть, разгадка же проста: Тела усопших мертвецов скрепляет мерзлота, И вплоть до вешних дней, закоченев как пни, Без удрученья для живых, покоятся они. Скажу уж заодно о том, каков их скот, С английскою скотиной он в сравненье не идёт. Коровы и быки — сплошная мелкота, Вкус у говяды водянист, бифштексу не чета. Овечки так худы, что жалость — видеть их. Зато вокруг обилье птиц, болотных и лесных. Дичь есть, но вот беда, во всей их стороне Не сыщется ни одного, кто знал бы толк в стряпне. О вертеле никто здесь даже не слыхал, Любую дичь суют в горшок — да в печь, и кончен бал. Ни кружек нет у них, ни оловянных блюд. Берёзовые чашки сплошь, из них едят и пьют. Всегда у мужика на поясе висит Берёзовая ложка, нож, — и это им не стыд, Ведь даже знатный русс в одежде дорогой, И тот без ложки и ножа из дома ни ногой. Дома их, доложу, не очень велики, Но для того, что тут зимой сугробы высоки, И от больших снегов кругом белым-бело, Жилища ставят на холмах, чтоб их не занесло. Тут камень не в ходу, взамен его мужик Из брёвен складывает дом, скрепляя их впритык. А между брёвен он упихивает мох, Чтобы не дуло из щелей, — обычай сей неплох. Вершат досками сруб, а сверх того — корой, Чтоб защититься от дождя и слякоти сырой. На случай сильных стуж в любой светёлке печь, Дрова дешёвые у них, так можно много жечь. Английского стекла тут не заведено, Но камень есть такой Sluda, чтобы вставлять в окно. Нетрудно получить его тончайший слой, Он расщепляется легко, сшивается иглой И, раму обрядя, дает изрядный свет: Сей камень дёшев и хорош, в нем недостатка нет. Главнейший угол тот, где бог у них висит: Хозяин дома никогда в том месте не сидит. Когда же входит гость почётный в этот дом, Он должен кланяться сперва и богу бить челом. Его сажают там и могут на ночлег Под самым богом поместить, коль важный человек. Чтоб спать, медвежий мех ему хозяин даст, А что под голову подкласть, уж кто во что горазд – Хоть сумку, хоть седло. Таков обычай тут, Не стелют руссы простыней, подушек не кладут. Я много размышлял, мой друг, на сей предмет, Ведь в мягком пухе и в пере у них нехватки нет. Настолько, видно, жизнь сурова в их стране, Что опасаются они изнежиться во сне. Вот (часто думал я) тебе б тут побывать, — Когда бы столько ты дерзнул, чтоб на медведе спать, Как спали мы вдвоем со Стаффордом. И всё ж Мы выспались (хвала Творцу!), и был ночлег хорош. На этом завершу короткий свой отчёт, Что говорить, сей край студён, и дик его народ. О прочем не пишу, остерегусь, увы! — Чтоб ненароком не сломать пера и головы. О том, что умолчал, ты догадайся сам, И так уж много я рискнул доверить сим стихам. Когда б не важность дел, я б размахнул пером И без оглядки написал про всё, что зрю кругом. А впрочем, по когтям узнают львиный нрав: Суди же, милый, о большом, о малом прочитав.
III. Паркеру
Бумага и перо даны нам, милый друг, Чтоб не ленились мы писать, как выпадет досуг. Призыву долга вняв, любовь твою ценя, Пишу тебе письмо, чтоб ты не упрекал меня. И раз уж я судьбой на эту кинут мель И занесен в далёкий край, где не бывал досель, То дам тебе отчет в рифмованных речах О местных нравах и других диковинных вещах. Русин сложеньем толст, у большинства живот Подобьем грузного мешка свисает на перёд. Лицом они круглы, а цвет лица багров — Должно быть, это от печей и духоты домов. А волосы они иль бреют, иль стригут, Свободных локонов, как мы, никто не носит тут. Лишь если на кого гнев царский навлечён, Тот не стрижёт своих волос, покуда не прощён. Косятся на него, и понимает всяк: Нестриженая голова — опалы царской знак, Кто хочет отвратить немилость или казнь, Остережется лохмачу выказывать приязнь. Одежды их мрачны, нехороши на вид, Большая шапка, что торчком на голове стоит, Зовётся Колпаком, а брыжей вовсе нет, На знатных только воротник случается надет, Расшитый жемчугом, — Rubaska, говорят. Рубахи русские длинны, едва ли не до пят, Поверх рубах — кафтан, пошит на здешний вкус, Зовется Odnoradka он, а вместо бриджей русс Имеет грубые Portki, замена не красна: Они без гульфика совсем и сделаны из льна. У руссов на ногах напялены чулки, Железом острым на носках подбиты сапоги, А сверху всех одежд есть Shuba для тепла – Она пошита из мехов и очень тяжела. Застёжки на груди — из шелковых шнурков Или серебряных крючков (смотря доход каков). А люди победней — те носят вместо Шуб Так называемый Armyak, наряд довольно груб, Длиною до сапог. Вот так русин одет. Богатый ездит тут верхом, слуга бежит вослед. Отличье Казака — шлем войлочный, простой, Не блещет сбруя у коня особой красотой. Поводья без украс, уздечка без удил, Широкое седло — чтобы конь, вспотев, не замочил Коленей ездока; чепрак у них длинней И шире наших, стремена подтянуты сильней. И это для того, что если в поле вдруг Погонится за руссом враг, — он схватится за лук И, вывернувшись вбок, так выстрелит с седла, Что прямо на скаку сразит врага его стрела. Лук русский невелик и тем с турецким схож, Но худо, если на прицел к нему ты попадёшь. Из дерева сложен, из жил и из коры, Презлые стрелы мечет он, нещадны и остры. Подковы в сей стране обычно не в ходу, Ну разве что когда придёт нужда скакать по льду Через замёрзший ток — да, зимний путь непрост. Здесь лошади проходят в день по восемьдесят верст — Без всяких шпор, заметь! А если норовист Иной скакун или ленив, русин подымет хлыст И образумит так, что сразу кончен спор, Вот почему на сапогах они не носят шпор. Тут шахматы в чести, почти любой простак Вам мигом даст и шах и мат – он навострился так. И в кости поиграть русин всегда не прочь, И знатный муж, и нищеброд до них равно охоч. Их кости меньше тех, к которым ты привык, Их не трясут, а мечут так, и сразу слышен крик, И спор, и брань — хотя, по мненью моему, Где нужны смётка и расчёт, горячность ни к чему. Русс может проиграть кафтан, седло, коня — Всё на кон ставит он легко, именья не ценя. Хотел бы я, мой друг, чтоб ты тут побывал И за игрою скучный день со мною скоротал. Но нет, в отчизне жить, поверь, куда милей, Чем обитать в чужой стране средь грубых дикарей. И сам я не пойму, зачем сменили мы Свой дом на сей Полярный край, обитель льдов и тьмы, Дикарскую страну, где власть Закона спит И только самовластный Царь прощает и казнит По прихоти своей, и часто без вины. А впрочем, мы монарших дел касаться не должны. Домысли сам, мой друг, как жить в таких краях, Где беззаконие — закон и всеми правит страх, Где даже богачи не знают, что их ждёт — Казнь или милость — и кому наследство перейдёт. Таков обычай тут: именье и земля Идут не старшему в роду, а в руки короля. Не верится тебе? — В сомненье как не впасть! Но это так — исхода нет, на всё монаршья власть. Ты помнишь о судьбе Тарквиния-царя, Что правил Римом? Мне о нем подумалось не зря. Страна, где произвол — единственный закон, Обречена большим бедам, и царь в ней обречён. Нелепая земля! Не рассказать, мой друг, Как много странного всего и дикого вокруг. Как холод лют, и груб народ, и государь суров, Какое множество везде монахов и попов! Хитры, как турки, люди тут, обычаи чудны, Распутны жены, а дома молитв осквернены Кумирами в таком числе, что впору вон бежать. Всего, что я перевидал, пером не описать. Я мог бы с руссами сравнить ирландцев-дикарей, Да трудно выбрать, кто из них свирепей и грубей. Коль хочешь выслушать совет, то мой совет таков: Держись подальше, дорогой, от варварских краёв, На борт шатучий не ступай, стремясь увидеть свет: Там нет ни света, ни добра, где благодати нет. Не заслужить прощенья им и не уйти от зла, Кто грешничает, не страшась Господнего жезла. Господь наш многотерпелив и добр, но грянет срок И гнев его падёт на тех, кто возлюбил порок. Прощай, мой друг! Коль хочешь ты о руссах знать не ложь, В том Сигизмундов загляни, там правду ты найдёшь. С посольством Папским он ходил к Московскому царю И честно описал всё то, о чем я говорю. Чтоб дольше не томить перо, пошлю тебя к нему И вновь скажу: прощай, мой друг, и в мыслях обниму.
поскольку, помаки жили в горах, то у них славянское хорошо сохранилось.
А у славян до ига как раз не было моды ни бриться налысо, ни прятать женскую красу ни под паранджой, ни под слоем белил. А в искусстве об этом мало потому, что людЯм противно было лишний раз писать о власти, которая регламентирует даже внешний вид. Вот я одному знакомому рекламировал приятный фильм-мюзикл «Стиляги» (2008):
Так он сказал, что он даже в кино не хочет видеть ту мерзкую эпоху, когда людей преследовали за то, что они сами хотели решать, как им одеваться и что им танцевать.
Нехорошо, конечно, но на перестройку нужно много всего (не только денег), а где Петру было всё это брать? Но тут всё-таки социальное закручивание гаек, а в плане повседневного холопства гайки Петром были значительно ослаблены, о чём и пишет Лукин. И не надо писать, что крестьянам плевать было, стукают придворные перед царём лбом или не стукают. Такие вещи, как тогда ещё не сказали бы, радиоактивны: если царь своих придворных за людей не считает, то и они не будут считать за людей тех, кто под ними, и те, в свою очередь... и т. д. Что наверху, то и внизу, и повседневный стиль общепринятых манер — далеко не пустяк.
Отправлено: 05.08.22 10:53. Заголовок: Мабуть я дав не ланк..
Мабуть я дав не ланку, а цілий ланцюг. А ланцюгі Ви не любите.
Стисло: До Петра І загалом маса селян була прикріплена до землі, але не до пана. У них були економічні свободи і ніхто їх не міг продати чи купити. Саме Петро прирівняв кріпаків до холопів.
Отправлено: 05.08.22 11:09. Заголовок: Я ходив за посилання..
Я ходив за посиланням, прочитав усе, зокрема й про це. Ще раз: а де державі (а вона тоді була досить бідна, не те що свого часу СРСР, тому Петро й затіяв те, що затіяв) брало б гроші, якби незакріплені селяни почали масово втікати? Ось і СРСР організував людям проблеми з переїздом (прописка тощо), не кажучи вже про еміграцію, але якби він ухвалив, що перед генеральним секретарем треба падати навколішки і цілувати йому ручку, він розпався б ще раніше!
Отправлено: 08.08.22 15:48. Заголовок: :sm99: Немного аполи..
Немного аполитичности
Ангелы проживают в своих небесах роскошных. Оттуда не докричаться. Дотуда не дозвониться. А радость они посылают людям в собаках и кошках. В собаках быстрей доходит. В кошках дольше хранится.
И Господь, суров и скорбен, Хмуро вглядываясь вдаль, Говорит: «Зачем мне ордер? Я согласен на миндаль!» (Это идёт в самом конце — придётся набраться терпения. То и другое — во всех смыслах! )
Отправлено: 13.07.23 09:05. Заголовок: Сойдёт. Но по-украин..
Сойдёт. Но по-украински кошки как биологический вид называются коти. (Читается как русское коты.)
А вообще-то оригинал, т. е. новая подпись Соловьёва (Solowhoff) с ЯПа, не менее заборист и значительно забавнее:
Весна прийшла, сади зелені, Коти @буться, мов скажені, Собаки з цепу позривались, Неначе зроду не @бались! @беться вош,@беться гнида, @беться баба Степанида... @беться вся честнАя Русь! Лиш я вже зовсім не @бусь!
навальний розповідає про палаци пуйла, пуйло розповідає про ліс навального, пригожин розповідає про контракти міноборони, пуйло розповідає, що ці контракти заключав сам пригожин.
Отправлено: 26.09.23 07:37. Заголовок: Волод пишет: А моска..
Волод пишет:
цитата:
А москальскою мовою є такі назви клад: «кошконепарнокопытные» и «китопарнокопытные».
«Китопарнокопытные» — це бегемоти, до речі. Саме собою те, що такий загін офіційно введено в систематику, вже викликає ненависть З бегемотом же випадок особливо тяжкий: він і є те саме «китопарнокопитне» as is, прямо з палати мір та ваг. Якщо раніше гіпопотамів на підставі морфології зближували зі свинями, то дослідження на рівні ДНК показали, що бегемоти ближче до китів, ніж до корів і навіть свиней. Таким чином, саме вони стали причиною об'єднання загонів. Відкриття залишало лише два варіанти: об'єднати загони китоподібних і парнокопитних в один або записати бегемотів у кити. Що також виглядало б дивно.
Взагалі-то бегемоти — давня родина. Зовнішність і основні ознаки вони набули ще 54 млн. років тому, коли їхні найближчі родичі, предки китів, ще тупцювали на суші. У палеогені та неогені бегемоти вже вели близький до сучасного спосіб життя і процвітали, утворивши безліч видів. Однак за рідкісними винятками дрібних. Типовим прикладом стародавнього бегемота може бути сучасний карликовий бегемот — розміром саме зі свиню. На архаїчність концепції карликового бегемота вказує і на те, що розмножується останній на суші. Вимерлі види, втім, переважно були ще меншими.
Волод пишет:
цитата:
А скільки м'яса тепер у зоопарках будуть на бегемотів списувати?
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 1
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Дык это ж мусульмане! (Но в таком виде с чужим не пошалишь, это точно: только напугаешь!)
Немного аполитичности 
«китопарнокопытные».
Бо так їм забаглося?
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума