Некто Behemothus ещё на
Граммофоне (и ещё аж на
Грамотаре) гнал на Эдуарда Успенского. Я тогда про Успенского ничего не знал, но чувствовал, что его надо защищать от всяких сильно правильных моралистов за чужой счёт. И правильно чувствовал!
Есть отличный финский писатель для детей Ханну Мякеля (Hannu Eljas Mäkelä). Он на Успенского даже внешне похож.
И у него вышла интересная книга о поездке в Россию и в частности об Э. Успенском — она называется «Эдик. Путешествие в мир детского писателя Эдуарда Успенского». Её уже перевели, и я её горячо рекомендую. Так вот: что я из неё почерпнул об Успенском.
Он родился в 1937 году. Внешне жизнь семьи — добротный советский плакат: партийный папа, московская квартира площадью 55 м²... Когда будущему писателю было 3,5 года, началась, как известно, война. Отец защищал Москву, а маму с тремя мальчиками эвакуировали в Зауралье. С войны отец вернулся, семья вернулась в Москву, но ближе не стала: оба, и отец, и мать, работали с 9 до 23, поцелуи и разговоры по душам были в большом дефиците. В 1947-м году Николай Успенский умер от обострившегося на фронте туберкулёза, но его 10-летний сын не ощутил трагедии: отца в его жизни и так фактически не было. Мать в том же 1947-м году снова вышла замуж — за бухгалтера КГБ, который до этой внезапной любви проживал в коммуналке.
«У нас не было никаких отношений. Время от времени он бил нас, но и это происходило как-то равнодушно».
Вместе с бухгалтером КГБ в родительской квартире появился его сын от первого брака, сверстник Успенского. Их отправили учиться в один класс. Естественно, они без конца дрались, и в школе, и дома.
С матерью шло не лучше. «Когда, например, однажды я сбежал из пионерлагеря и заявился домой в одной рубашке с короткими рукавами и тренировочных штанах, мать отправила меня на следующий день обратно в лагерь».
Много лет спустя знаменитый уже писатель Успенский попытался ей доказать, что его есть за что любить. Вот как об этом рассказывает Ханну Мякеля:
«Эдуард пришел к матери с газетой.
— Здесь и про меня пишут, — как бы безразлично сказал он ей.
Лицо матери прояснело:
— Ругают?
— Нет, наоборот, хвалят и прославляют, — с энтузиазмом ответил Эдуард...
Распространившуюся по лицу матери радость как корова языком слизнула».
После этого как-то не хочется негодовать, читая в воспоминаниях дочери Успенского, как отец в качестве наказания выставлял её на мороз без верхней одежды. Наверняка и с ним самим поступали примерно так же между пионерлагерем и драками со сводным братом. Такая страна: родители выживают, дети выживают, ломаясь под непосильным гнётом, и нет никого, кто подсказал бы, что и как надо чувствовать по тому или иному поводу. Что чувствуют, то и нормально. А не чувствуют обычно ничего, а иногда «ничего» в смеси со страхами и обидой.