Дзенские медики (одни из них) поздравляют всех с Новым годом!
«Ребёнок, 3 года. Сыпь, кожный зуд, слезотечение, кашель». Явная аллергия на что-то.
— Ну вот, сразу видно: праздники закончились и пошли нормальные человеческие вызовы! — заключил Александр Анатольевич. — Хватит на экстримы всякие ездить уже!
Было утро понедельника, и плотное автомобильное движение, от которого мы все уже отвыкли, снова «радовало» глаз. Доехали тем не менее достаточно быстро, без пробок.
Высотный дом ещё советской постройки. Ухоженный подъезд с украшенной ёлкой внутри, развешанными детскими рисунками... Из комнатушки с закрытой дверью и проделанным в ней открытым окошком, как из регистратуры, внимательно «бдила» пожилая консьержка.
— Вы скорая? А к кому? — тотчас, деловито смерив нас взглядом, осведомилась она.
— В 25-ю, — на ходу ответил доктор, пробежав взглядом листок.
— Я спрашиваю: к кому?! — уточнила та, добавив нотки недовольства в свой голос.
— Не могу сказать, — пожал плечами Сан Толич. — Врачебная тайна! Неразглашение! Статьи номер 7 и 13 федерального закона!
(Действительно: спасибо закону, что позволяет нам в таких случаях держать язык за зубами! А то ведь чуть ли не до судебных разбирательств доходит, когда некоторые доктора откровенничают перед охранниками или консьержами, выдавая ФИО пациента и причину вызова. На подстанцию нашу после этого приходят жалобы и даже сами люди лично: зачем, мол, выдали мои данные?! Теперь весь дом обо мне судачит, сплетни разводит!..)
— Так... А кто там у нас в 25-й... — вслух начала рассуждать женщина. — Ребёнок там есть. Мама там есть. Папа на работу уехал... К ребёнку или к маме? — вопрос был адресован нам.
— Нет. Ни к тому, ни к другому, — покачал головой говой доктор, нажимая кнопку лифта.
— Как — «ни к тому, ни к другому»?! А кто у них там ещё есть?.. — почесав лоб, пробормотала она.
— Ёлка, — опять пожал плечами доктор.
— Что — «ёлка»? — не поняла консьержка. — К ёлке, что ли, на вызов приехали?!
— Да, — уверенно подтвердил доктор, с таким видом, словно это обычная рутина скорой помощи. — Мы ж не только сейчас по людям ездим. Ёлки вот лечим, живые. Чтобы стояли подольше и детишек радовали.
Застывшее, вытянувшееся лицо консьержки было последним, что мы увидели перед закрытием лифта.
От истины, кстати говоря, мы оказались не так уж и далеко: ёлка в квартире и вправду была живая и в какой-то степени «заболевшая». К тому же ещё и «заразившая» ребёнка. Дело в том, что мама на радость сыну решила немного освежить слегка пожухшую в тёплой квартире ёлку с помощью купленного на днях спрея специально для таких случаев: с эффектом белого инея и запахом хвои.
Красиво, конечно, получилось. И ароматно. Только вот ребёнок выдал аллергию на этот спрей. До отёка Квинке, слава богу, дело не дошло.
Сделали ребёнку противоаллергический укол, добавив гормонов. Симптомы начали потихоньку сходить.
Ёлку, как источник сей беды, настоятельно порекомендовали убрать вообще из квартиры. И спрей с ней! И проветрить помещение.
— Ох... Муж поздно вечером только придёт. А мне не утащить её будет, — посетовала мама.
— Ладно. Утащим уж, — махнул рукой Сан Толич, закрывая чемодан. — Мусорный контейнер далеко у вас?
— Ой, правда? — обрадовалась мама. — Вот спасибо вам! В конце двора у нас контейнеры стоят, налево, как из подъезда выйдете.
Тюнингованная лесная красавица и вправду была не маленькой: почти в рост доктора (190 см). И к тому же ещё и чересчур раскидистой. По такому случаю мы её после снятия игрушек немного обмотали старыми остатками бинтов, ужав тем самым её объёмы.
— Заболела у вас ёлочка. Придётся её в больницу забрать до следующего Нового года, — объяснили мы ситуацию ребёнку. — А в следующий праздник она опять к вам в гости приедет. Снова стоять тут будет у вас.
Но маленький пациент особо, похоже, и не расстраивался. (Подозревал, что его плохое самочувствие связано с ней?)
Обратно в лифте, таким образом, спускались мы уже втроём: доктор, я и забинтованная, словно раненый пострадавший, ёлка.
— Слушай, а как же мы её просто так выбросим-то в контейнер? — задался вопросом Сан Толич. — Ребёнок же её может случайно увидеть. И что подумает?
— Согласен, — отвечаю я. — К себе на подстанцию, получается, везти теперь остаётся.
— Ну, а чего? Во дворе в снег воткнём, где клумба. Пусть там и доживает, коллег радует, хоть до мая. Вон же она какая нарядная! Инеем сверкает, благоухает...
Лифт в этот момент приехал на первый этаж. Быстренько взяв ёлку, словно носилочного больного, «за плечи и за ноги» мы, втянув голову в плечи, торопливым гуськом направились к выходу.
Консьержка, выглянув в нашу сторону в окошко своей «регистратуры» и попивая чай, так и застыла на месте, не донеся печенье до открытого рта. Проводив наши пробегающие мимо головы взглядом, одну за другой, она устремила свой взор в окно, выходящее на улицу, в сторону ожидающей нас машины.
Я открыл задние двери салона. Сан Толич задвинул ёлку внутрь, прямо на каталку.
— Держись, подруга! Ща приедем! Больница тут рядом! — крикнул он вслед, косясь на парализованную консьержку, которая продолжала держать в одной руке кружку, а в другой печенюшку и молча наблюдать за происходящим.
После чего, на бегу разводя руками и изображая жестами: «Ну вот, а вы нам не верили!», запрыгнул в кабину. Я сел в салоне, рядом с «пострадавшей». Старый водитель, ничему не удивившись и не задавая вопросов, до кучи ещё и мигалки включил. (Выезд с этого двора был затруднителен).
Ёлку в итоге благополучно «госпитализировали» на самое видное место на территории подстанции.
Не знаю, ходили ли какие-нибудь слухи и кривотолки среди жильцов того дома после нашего отъезда. По крайней мере НТВ, РЕН-ТВ и другие средства массовой информации к нам на работу за сенсацией не приезжали.
Скрытый текст А было бы неплохо, если бы к консьержке, когда она стала рассказывать про эти события, вызвали их коллег из психиатрической помощи! Ибо нехрен!
|